В Древней Греции под словом «школа» подразумевали досуг, но постепенно так стали называть способ времяпрепровождения, связанный с передачей знаний. Возникли философские школы, получившие форму бесед, устремленных к обретению истины. Они выкристаллизовались в системы и традиции и порой носили имя того города, где они развивались (милетская, элейская).
Работая над выпуском «Школа», редакция имела в виду всю смысловую полноту понятия. Большая часть издания посвящена архитектуре, предназначенной для образовательного процесса: от детского сада и школы через вузы к библиотекам и офисам, где обучение продолжается ad infinitum. Здесь мы во многом повторяем структуру 6-го номера – space.edu, вышедшего в 2009-м. Тогда редакция пришла к выводу, что «образовательное расширение» (.edu) получают всё больше самых разных городских пространств. Спустя девять лет тенденция лишь усилилась: только в марте–апреле 2018 года, согласно «РБК Петербург», состоялось «более тысячи общеобразовательных лекций вне университетских стен», что позволяет говорить о лекционном буме и формировании ниши образовательного бизнеса.
Важнее другое: в 2009-м образ будущего представлялся довольно смутно, ученики («дети») ассоциировались с Другим – опасным и непредсказуемым; сегодня же (как мы уяснили из 30-го номера) будущее фактически уже наступило, а значит, Другие – среди нас. Впрочем, наступило оно не полностью и неравномерно. Ближе всех к нему Финляндия, где c 2012 по 2017 год состоялась реформа образования, оказавшая мощное влияние на архитектуру школ. Государство инвестирует средства в проектные конкурсы, а градостроительная роль образовательных объектов приобретает определяющий вес (с. 38). Изменения в пространствах вузов также значительны: ведущей типологией здесь становится кампус – место пересечения интересов студентов, горожан и бизнеса (с. 55).
Библиотеки и офисы перестраиваются, чтобы соответствовать новым форматам образования для взрослых, и скоро, вероятно, их будет трудно отличить друг от друга (с. 79). Отдельный сегмент журнала посвящен архитектурному образованию (с. 89). Наконец, «Дискуссия» обращена ко второму аспекту термина «школа»; здесь архитектурные критики из стран Балтийского региона отвечают на вопросы о состоянии своей архитектурной традиции: таллинской, петербургской, хельсинкской, рижской и вильнюсской. И если считать, что именно Финляндия приоткрывает нам завесу грядущего, то будет поучительным узнать, что о хельсинкской школе здесь говорят в прошедшем времени (с. 106).
Казалось бы, школа возвращается к своему изначально семантически обусловленному пониманию досуга, однако формат эдьютейнмента сближает получение знаний с загрузкой приложений на смартфон, а значит, сам формируемый таким способом человек уподобляется гаджету. Ничего удивительного, если учесть, что нынешняя эра, с которой, пользуясь выражением Сергея Ситара, обучающийся и должен в результате «совпасть», – это эра коммуникативизма (c. 26). Последний не породит философских или архитектурных школ, поскольку, исходя из самого названия данной гипермедиальной системы, заинтересован лишь в увеличении числа коммуникационных актов (ср. трансакции в экономике), но не занят поисками истины, отмахиваясь даже от вероятности ее существования. Коммуникативизм лишен и творческой функции. Тем не менее, как раз в силу его незаинтересованности в подлинном познании, новые школы вольны возникнуть на его технологическом теле, подобно живым росткам в расщелинах асфальта.
