15 декабря в 19.30 в Порядке слов лекция Дмитрия Бреслера «Доступ к недоступному: (пост)советские читательские практики "возвращенной литературы"».

В 1990 году была напечатана брошюра «Возвращенная литература» в помощь библиотечным сотрудникам и сотрудницам. «Волна публикаторства нарастает», — сообщалось во введении — «По некоторым источникам с 1920 по 1980 годы насчитывается свыше 25 тысяч библиографических записей, отражающих появление в зарубежной русскоязычной печати произведений русских писателей послеоктябрьского периода…». Непредставимое сегодня число изданий, никогда и нигде более не достигнутые шестизначные тиражи — вероятно 30-40 лет назад, в разгар Перестройки за свежим номером толстого литературного журнала выстраивалась очередь большая, чем сегодня за выпечкой в булочной Ф. Вольчека после девяти. Как такое было возможно? Откуда — кому — как возвращалась «возвращенная литература»?

Книги были вещественным доказательством политики гласности, читались лагерные воспоминания, исторические и художественные свидетельства о сталинской эпохе, поэзия еще вчера запрещенного Гумилева в «Огоньке» из киоска «Союз-печать». Книги возвращались из забвения официальной прессы, будто реабилитированные узники ГУЛАГ впервые за десятилетия пересекали стокилометровую границу по направлению к дому. Но далеко не вся «возвращенная литература» была политически окрашена, а потому метафора освобождения книги только отчасти объясняет экстремальный социо-литературный феномен доступности по-разному недоступных для массового читателя текстов. С ярмарки из ДК Крупской несли в правой руке Солженицына и Разгона, но в левой — Гюисманса "Наоборот". «Чтобы раскрыть смысл рекомендованных произведений» — сообщалось далее в нашей брошюре — «необходим огромный интеллектуальный и душевный труд». И вот прагматика произведенного культурного труда действительно поразительна и загадочна. Именно о ней и пойдет речь на лекции Дмитрия Бреслера.