В своих поэтических текстах Владимир Коркунов обращается к самым разным сюжетам (отчего слишком принципиальный читатель может заподозрить поэта в культурной апроприации), но обходит их по касательной ради главной темы, звучащей на протяжении всей книги. Как ее можно обозначить? Думаю, Коркунова интересует событийность, создающая сильнейший резонанс поэтического языка: погружаясь в эти стихи, мы прямо-таки физически чувствуем, как расправляется каждый его мускул, уплотняется каждое созвучие, подсвечивается каждое слово.

Думается, недаром в заглавие вынесен образ постепенно разыгрывающегося оркестра, воздвигающего — проживающего — свою последнюю джазовую симфонию, которая уподобляется в поэтических текстах Коркунова природе, но не в её стихийном и неуправляемом варианте, а как изобретение культуры, на которое мы можем опираться, чтобы не остаться в удушающей космической пустоте. При этом, поэт заворожен роковой механикой мира, которая словно бы спускается с неба: кажется, это один из наиболее частотных образов книги, задающих её возможную смысловую и экзистенциальную иерархию. Впрочем, рок только подчиняет себе существование персонажей книги, столкнувшихся с цезурой в мироздании, но ни в коем случае не определяет их неповторимое существование, абрис которого стремится начертить Коркунов.

Откровенно говоря о достаточно травматичных вещах, Владимир Коркунов не ограничивает свою задачу выражением отдельно взятых ужасов мира: по контрасту с другими авторами его генерации, он убежден в том, что поэт не должен запирать своих героев и читателей в клетке насилия, а письмо способно гармонизировать бытие. Речь Коркунова безусловно имеет дополнительный слой значений, не высказываемых прямо, присутствующих на кромке восприятия и надолго остающихся в памяти.